Великие морские сражения XVI–XIX веков - Страница 63

Таким образом, традиционная британская система никогда не подводила, а сутью ее являлась концентрация внимания на армии вторжения как на первоочередной цели. Англичане всегда крепко держали ее, во-первых, блокадой флотилией и усиленной, в зависимости от обстоятельств, другими боевыми единицами обороной и, во-вторых, защитой боевого флота. Вся система держится на «мертвой хватке» флотилии. Местная опасность, угрожающая этой хватке, определяет укрепление флотилии, а надежность хватки определяет положение и действия боевого флота.

Некоторые типичные примеры покажут, как система действовала на практике при разных условиях. Первой научной попыткой действовать на двух операционных направлениях, в отличие от массированного метода Средних веков, стала испанская кампания 1588 года. Хотя ожидалась внутренняя поддержка со стороны недовольных католиков, кампания была спланирована как полномасштабное вторжение, иными словами – как продолжительная операция для завоевания на постоянной основе. Парма, командовавший армией, постановил, что испанский флот будет не только прикрывать переход армии и высадку, но также «поддерживать открытыми коммуникации для перевозки продовольствия и боеприпасов».

Выбрав два операционных направления, Парма первоначально хотел переправить свою армию неожиданно. Однако, как всегда, оказалось невозможным сохранить замысел в тайне, и задолго до того, как герцог был готов к действию, он оказался блокированным голландской флотилией, которую поддерживала английская эскадра. Англичане так плотно «обложили» армию, что даже перестарались. Основная масса британского флота находилась на направлении, где переправлялась армия. Этим флотом командовал Говард. Дрейк был отправлен в западном направлении. Только благодаря упрямству великого моряка диспозиция, которой предстояло стать традиционной, была доведена до совершенства, и весь флот, за исключением эскадры, поддерживавшей блокаду флотилии, был собран в прикрытие на западе. Тогда установилась стандартная ситуация, и результат мог быть только один. Вопрос о внезапности даже не ставился. Парма не мог двигаться, пока не была прорвана блокада, а учитывая наличие флота прикрытия, испанцы не могли рассчитывать на прорыв неожиданным вмешательством. Смутные надежды испанцев удержать английский флот вдали от линии перемещения армии, угрожая десантом в западных графствах и блокировав его в одном из западных портов, так и остались невыполненными. Это не освободило бы Парму, и герцог Медина-Сидония был направлен прямо к Дюнкерку, чтобы, если возможно, не вступая в сражение, прорвать блокаду и обеспечить переправу.

Король почему-то считал, что сможет сделать это, не вступая в сражение, но Парма и все опытные испанские моряки знали, что, прежде чем транспорты смогут выйти из порта, английский флот придется полностью разбить. Такое сражение было неизбежным, и английская диспозиция гарантировала, что испанцам придется вступить в бой и испытать на себе все недостатки, неотъемлемо присущие плану с двумя операционными направлениями. Англичане установят уверенный контакт на таком расстоянии от направления переправы, которое позволит вести продолжительные атаки в незнакомых противнику водах, оставаясь в непосредственной близости от своих источников снабжения. Даже не потребуется борьбы не на жизнь, а на смерть, прежде чем испанцы будут загнаны в узкость, которая необходима для переправы армии, где обе части британского флота будут сконцентрированы для финального сражения. Испанцы прибудут туда, подавленные неудачными стычками с британцами, опасаясь неизвестных морей. И это не случайность, а закономерность, неотъемлемо присущая стратегическим и географическим условиям. Английская диспозиция использовала все мыслимые преимущества. В результате испанская армия так и не смогла сдвинуться с места. Но это еще не все. Преимущества англичан в заключительном сражении были так велики, что только удачное изменение направления ветра спасло армаду от полного разгрома у голландских берегов.

В этом случае имелось достаточно времени, чтобы разработать правильную диспозицию и расставить флот. Далее можно привести другой пример, в котором была достигнута практически полная внезапность, и решения по организации обороны пришлось принимать моментально.

Имеется в виду французская кампания 1744 года. В том году все благоприятствовало оккупантам. Англия была ослаблена мятежом якобитов, продолжались волнения в Шотландии, военно-морской флот пребывал в упадке, а правительство находилось в руках известной «пьяной администрации». Уже три года велись безуспешные боевые действия с Испанией, и оказывалась поддержка на континенте Марии-Терезии против Франции. В результате британская оборона оказалась слабее, чем когда бы то ни было. Флот насчитывал 183 парусных судна – примерно столько же было у Франции и Испании вместе взятых, но из-за трансатлантических и средиземноморских войн дома осталось только 43 судна, из них 18 линейных. Даже учитывая все крейсерские суда, которые можно было собрать, правительство могло рассчитывать в случае кризиса только на четверть наличного флота. С сухопутными силами дела обстояли не лучше. Больше половины армии находилось на континенте вместе с королем, который помогал императрице-королеве как ганноверский выборщик. Правда, между Англией и Францией войны не было. Летом король выиграл сражение при Деттингене, осенью последовал официальный союз с Марией-Терезией. Франция ответила тайным союзом с Испанией и, чтобы предотвратить дальнейшие действия британцев на континенте, решила нанести удар по Лондону совместно с якобитским восстанием. Он должен был стать громом среди ясного неба и планировался на разгар зимы, когда лучшие корабли домашнего флота Великобритании оставались в порту. Операция планировалась на двух направлениях: армии предстояло выйти из Дюнкерка, а флоту прикрытия – из Бреста.