Ни одна максима не способна так реалистично воплотить истинно британский дух военных действий на море, и ничто не может уничтожить этот дух. Исследовать ее притязание на то, что она является логическим заключением теории войны, будет даже опасным, хотя ничто не является столь опасным в изучении войны, как позволение максимам заменить суждения. Давайте исследуем ее «верительные грамоты», и в качестве первого шага подвергнем ее проверке двух современных примеров.
Следует отметить, что оба они являются примерами ограниченной войны, наиболее обычной формы военных действий Британии и единственной, к которой наша военная организация, с присущим ей превосходством военно-морского элемента, по-настоящему приспособлена. Первый пример – испано-американская война, второй – Русско-японская война.
В первом случае американцы взяли в руки оружие, чтобы освободить Кубу от испанского владычества – строго ограниченная цель. Нет никаких свидетельств того, что характер войны был когда-либо ясно сформулирован хотя бы одной из сторон, но в соответствии с общими политическими условиями американский военный план начинался с движения за территориальную цель. Американцы планировали как можно быстрее закрепиться на западе Кубы и поддержать повстанцев. Все зависело от захвата инициативы – от скорости и решительности. Моральная и физическая важность цели оправдывала любой риск. Между тем очертания моря, которое предстояло пересечь американской армии, оказались настолько удобными, что строго оборонительная позиция флота могла снизить риск до вполне приемлемого. Но американцы находились под влиянием недавно вновь открытых максим, поэтому, когда накануне осуществления важнейшего перехода услышали о том, что испанская эскадра пересекает Атлантику, они отвлекли свой флот прикрытия от обороны и отправили его «найти вражеский флот и уничтожить его».
Пуэрто-Рико был самым очевидным районом, где следовало искать испанцев, и туда направился адмирал Сэмпсон, позабыв простую истину, что в подобных случаях то, что очевидно тебе, очевидно и противнику. В результате американцы не только не смогли установить контакт с противником, но и оставили без прикрытия пути передвижения своей собственной армии и парализовали начальное передвижение. В конце только случайность помогла им исправить допущенную ошибку. Если бы испанская эскадра зашла в кубинский порт, из которого велось железнодорожное сообщение с главной роялистской армией, такой как Сьенфуэгос или Гавана, вместо того чтобы спешить в Сантьяго, очевидно, кампания была бы проиграна. «Сейчас ясно, – писал адмирал Мэхан в своих „Уроках войны с Испанией“, – не только то, что восточный вояж нашего гаванского дивизиона был неудачным, но и то, что его заранее следовало считать ошибочным, поскольку он был несовместим с общепризнанным военным принципом, несоблюдение которого не было продиктовано обстоятельствами. Речь идет о принципе, порицающем эксцентричные передвижения. Из-за несоблюдения этого принципа в рассматриваемом случае мы оставили без прикрытия Гавану и Сьенфуэгос, вместо этого устремившись навстречу противнику».
Объяснение ошибки, данное адмиралом Мэханом, можно считать прозорливым или нет, но очевидно одно: шаг действительно был не только эксцентричным, но и абсолютно неуместным. Если бы американцы довольствовались концентрацией своего флота в оборонительной позиции, они не только защитили бы свои пути прохода и обеспечили блокаду территориальной цели, но и имели бы лучший шанс заставить испанцев действовать. Испанцам пришлось бы прийти к ним или остаться за пределами ТВД, где они никак не могли повлиять на исход военных действий, кроме как неблагоприятно для самих себя, подорвав моральный дух их кубинского гарнизона. Это показательный пример того, как буква может убить дух, как привлекательная максима способна подменить собой здравомыслие. Стратегическое наступление в этом случае вовсе не было лучшей защитой. Поиск вражеского флота должен был почти наверняка стать ударом в никуда. Он не только не добился никакого результата, но и поставил под угрозу принципиальный оборонительный момент американского военного плана, на котором основывался успех наступления. Назвать такое действие эксцентричным – значит существенно смягчить применяемую терминологию.
В Русско-японской войне мы имеем прямо противоположную ситуацию. Здесь личное мнение не дало слова афоризму. Это правда, что на первом этапе военно-морских операций японцы в определенном смысле действительно искали вражеский флот, пока не выдвинули свою базу к Порт-Артуру. Но это было сделано вовсе не с намерением уничтожить русский флот – на это в море было мало надежды. Скорее у них не было других средств защитить пути передвижения своей армии, а эта задача была поручена флоту. Истинно наступательные операции планировались на земле. Адмиралы Того и Камимура не вели наступательных операций, которые могли бы поставить под удар превентивные функции, которыми их наделил военный план. Еще меньше, на последней стадии, когда все зависело от уничтожения Балтийского флота, адмирал Того его «разыскивал». Он удовлетворился, как и должны были удовлетвориться американцы, созданием ситуации, в которой противник должен был сам прийти и начать действовать, если желал повлиять на ход войны. Поэтому он ожидал в обороне, уверенный, что враг сам придет к нему, и подготовившись настолько определенно, насколько это возможно в военное время, чтобы, когда настанет момент тактического наступления, его удар был уверенным и внезапным, мощным и решительным.